Роскошен свадебный пир в просторной пещере кентавра Хирона. Весело празднуют олимпийцы свадьбу героя Пелия с морской богиней Фетидой. Звучат пение и смех, льется амброзия. Беззаботны и радостны боги. Но мрачен величайший из богов, Зевс-громовержец. Есть у него причина хмурить свои густые брови. Сидит рядом с громовержцем причина и шипит тучегонителю в ухо ядовитые упреки. Укоряет Зевса жена его, богиня Гера. Ревнива супруга. Никак не может простить громовержцу историю с Ледой. Это она еще про Антиопу не знает. И о Данае пока не догадывается. Хмурится Зевс, сумрачно поглядывает на остальных веселящихся олимпийцев.

Но вот встала из-за пиршественного стола величавая Гера и удалилась: прическу поправить и носик попудрить (даже богини делают это). Тот час же подал громовержец знак приблизиться хитроумному Гермесу. С третьего раза смекнул посланник богов, что понадобился он могучему Зевсу. Подошел к громовержцу Гермес и сел рядом (а то, что мимо скамьи промахнулся, так это уже детали).

- По праву считаешься ты, Гермес, хитроумнейшим из богов. Так придумай же что-нибудь, дабы оставила меня в покое жена моя Гера и смог я насладится пиром, – сказал тучегонитель.

Задумался изворотливый бог красноречия. Однако 20 кувшинов амброзии никак не отразились на его хитроумии, а сказались лишь на походке, когда пообещал Зевсу Гермес, что все устроит, и удалился из пещеры (пошатываясь).

Вернулась к пирующим богиня Гера. Но тут появился и Гермес (по-прежнему пошатываясь), и положил на стол (мимо не промахнулся) золотое яблоко из далеких садов Гесперид. Одно только слово было написано на этом яблоке: "Прекраснейшей".

- О, конкурс красоты, конкурс красоты! – оживились присутствующие богини.

- К чему нам тратить время, – надменно изрекла величавая Гера и протянула к золотому плоду руку, – яблоко мое.

- К чему торопиться, - промурлыкала ей в ответ воительница Афина, - пусть рассудит нас Зевс-громовержец и вручит награду достойнейшей.

- О, да. По праву станет моим это яблоко, – нежно прозвенел голос богини любви, златой Афродиты.

И три пары дивных очей требовательно воззрились на мужа, отца и племянника. Тучегонитель поперхнулся амброзией и в свою очередь посмотрел на Гермеса. От этого взгляда тучи в небе бодро погнало прочь, вдали сверкнуло, громыхнуло, а Гермес частично протрезвел. Однако внезапное протрезвление никак не отразилось на хитроумии, а сказалось лишь на речи бога обмана (благоприятным образом), язык его перестал заплетаться и возразил Гермес богиням.

- Не Зевсу выступать судьей в подобном споре. Пусть будет судьей юный Парис, что пасет стада в окрестностях Трои на склонах высокой горы Иды.

- Что, простой смертный? – удивилась Афина.

- Пастух? – высокомерно уточнила Гера.

- А он симпатичный? – поинтересовалась Афродита.

- Не простой смертный Парис, а сын царя Трои Приама. Но так как вырос он среди пастухов, то не замутнено мыслями его сознание… ээээ… ну, в общем, чист и невинен в мыслях своих прекрасный юноша, – так ответил Гермес, – удалитесь же сейчас на Олимп, светлоокие богини, дабы позже предстать перед Парисом во всем блеске своей красоты, а я же пока подготовлю… эээээ… объясню судье, что от него требуется.

Богини переглянулись и согласно кивнули. Зевс тоже согласно кивнул, придвинув к себе новую чашу.

А Гермес, прихватив золотое яблоко и два кувшина с амброзией, быстро понесся в окрестности Трои.

В этот полуденный час в зеленой прохладной тени на склонах Иды отдыхал Парис. Он был вполне доволен своей судьбой, а в особенности только что закончившимся сытным обедом в сопровождении кувшинчика молодого вина. Вот тут-то и явился перед молодым пастухом Гермес. Икнул Парис и, проворно вскочив, кинулся прочь. Но разве мог он спастись бегством от быстрого как мысль (хоть и не вполне трезвого) посланника богов? Остановил Париса Гермес и ласково заговорил с ним.

- Куда несешься ты, полоумный, в этот послеобеденный час? – спросил Гермес у юноши.

- Бить будешь? – в свою очередь подозрительно поинтересовался Парис.

- Зачем? – опешил Гермес.

- А ты, это, не брат Эвриклеи? – подозрительность не спешила исчезать из голоса Париса.

- Хммм, что за раздражающая привычка отвечать вопросом на вопрос? Кого-то она мне напоминает… Твоя мать точно гречанка? – задумался было Гермес, но тряхнул хмельной головой и вернулся к насущной проблеме, – не брат я Эвриклее и бить тебя не буду (пока), а если договоримся, то и совсем не буду. Я – бог Гермес. А что это за Эвриклея такая?

- А… это… ну… мы… это… того… - смутился Парис, застенчиво ковыряя пальцем босой ноги землю, – а мне теперь Латона нравится, – решившись, закончил он.

- Бывает, - философски заметил Гермес, - и что?

- А Эвриклея брату сказать обещала, - в голосе юного пастуха прозвучало искреннее недоумение и обида на судьбу.

- О, это серьезная причина удалится, – насмешливо скривился посланник богов.

- Я быка одним ударом кулака убиваю, - оскорблено нахмурился Парис, - а у него меч и копье.

- У быка?

- У брата.

- И куда же ты бежал, о, герой?

- Тут недалеко. У меня в пещере дубинка припасена, - доверительно признался сын царя Приама.

- Это уравнивает шансы, - согласился Гермес, и продолжил, – однако, не следует сейчас думать о таких пустяках, Парис. Внемли же: поручил тебе Зевс быть судьей в споре трех богинь и выбрать из них прекраснейшую.

Парис икнул и осел на землю.

- Спокойно, спокойно. Не стоит так волноваться. Вот хлебни, - Гермес протянул юноше кувшин с амброзией, - много не пей, вам, смертным, амброзии и глотка достаточно, чтобы захмелеть.

- А… это, я, почему я-то? - выдавил Парис после глотка амброзии.

- Да не волнуйся ты так. Дело пустяковое. Ладно, вот еще хлебни. Полегчало?

- Как же… мне… выбирать… богини же…

- Спокойно, спокойно. Ну, богини. Бывает. Прекрасные, конечно. Но женщины. Тут уж смотри, что каждая тебе в награду предлагать будет.

- И чего предложат?

- Так, дай подумать. Гера, скорее всего, пообещает власть над всей Азией.

- А где это? Мне и здесь не плохо. Я здесь каждое дерево знаю, каждый камень, да и стадо мое.

-  Мда, простое деревенское воспитание. Ладно, будем объяснять на примерах. Здесь – это и есть Азия. И эта гора, и соседняя гора, и та, что рядом с соседней. И стадо твое, и стадо соседа, и стадо соседа соседа – все будет твое. Понял, сын царя Приама? Ну, хлебни еще. Впрочем, держи весь кувшин, у меня еще один есть.

- Не понял. Какого еще царя Приама? Я Агелая сын.

- Не Агелая, а царя Приама. Подробности узнаешь в нужное время. А сейчас не отвлекай меня. Афина предложит тебе военную славу и победы. Свой меч и копье у тебя будут, брата Эвриклеи уложишь за раз, и все об этом узнают и песни о тебе красивые споют. Понятно? Ты пей, пей. А Афродита пообещает тебе в жены красивейшую из смертных женщин, прекраснокудрую Елену, дочь громовержца Зевса и Леды. Ну, тут-то пояснять не надо?

- Мне, жениться? – Парис нервно вздрогнул и явно снова собрался вскочить и бежать (вероятно, в пещеру за дубинкой).

 - Ну, когда-нибудь все равно придется. А тут прекраснейшая из смертных женщин. Красотой сравнимая с богинями. Такие кудри, такие глаза, такие губы, такие… ээээ… ну, и все остальное тоже на уровне. И дочь Зевса, учти, - многозначительно добавил Гермес.

- Так что же мне выбрать? – тоскливо почесал в затылке Парис.

- Тут главное, не торопиться, - Гермесу было хорошо в прохладной узорчатой тени с кувшином амброзии, и хотелось осчастливить все это такое бестолковое горемычное человечество, научив их правильно жить, а начать можно и с этого непутевого сына царя, - Тут подумать надо. Эх, жаль закусить нам нечем, - тень огорчения набежала на лицо посланника богов, но уже через мгновение оно снова просветлело, - да у меня же яблоко есть!

… Во всем блеске своей божественной красоты явились на склоны Иды величественная Гера, грозная Афина и лучезарная Афродита. И открылась им такая картина: прислонившись к могучему дубу, сидели, обнявшись, бог и герой, и распевали жалостливую песнь Орфея, сочиненную певцом в честь жены своей, Эвридики. А рядом на плаще – два пустых кувшина из-под амброзии, и сиротливо лежащий яблочный огрызок.